Пробежав по ним пальцами, быстро, как пианист по клавишам, он вытащил один.
Вспыхнула красная лампочка на регуляторе громкости. Глеб уселся на диван и нажал клавишу.
Мастерскую заполнила музыка… Когда отзвучала увертюра, вступил хор…
Глеб сидел, прикрыв глаза. Когда закончилась первая ария, Глеб выключил музыку и поднялся с дивана. Его загорелое лицо выглядело просветленным. Музыка всегда приносила ему облегчение. Он не любил эстраду, не переваривал громкую музыку. Его любовью была опера. В оперной музыке он разбирался, считал себя специалистом. Он легко мог общаться с музыковедами, дирижерами, музыкантами и композиторами. Глеб любил музыку с детства, сам неплохо играл на фортепиано.
Вернее, он бы играл просто замечательно, у него были незаурядные данные, но его судьба сложилась по-другому, и сейчас изменить что-либо было невозможно.
В детстве он мечтал стать музыкантом. А еще он мечтал стать разведчиком.
Ни то и ни другое не осуществилось. Вернее, осуществилось, но совсем не так, как мечтал Глеб в двенадцать лет. Тогда он еще жил с отцом в Питере. Его папа имел высокий чин и часто ездил за границу торговым представителем или представителем по вопросам культуры. Иногда он брал с собой и сына.
Глеб снова наполнил чашку горячим напитком и взглянул на часы. Стрелки неумолимо двигались вперед. Через пять минут должен был появиться гость. Гость всегда появлялся с предупреждением, соблюдая все правила конспирации.
Вот и на этот раз, едва секундная стрелка заняла вертикальное положение, зазвонил телефон. Глеб даже не подошел к нему, он просто повернул голову и сделал глоток. Два сигнала – перерыв – один, затем еще один.
– Значит, все в порядке, – удовлетворенно хмыкнул Глеб Сиверов и поставил чашечку на пыльный стол. На ней уже был один круг, и Глеб, неизвестно почему, переставил чашечку на первый. Затем он взял со стеллажа чистую чашку с блюдцем и поставил рядом со своей.
На столе также появилась массивная металлическая пепельница чугунного литья на тонких гнутых ножках. Эта пепельница принадлежала еще отцу Глеба, который любил курить «Беломор», как все ленинградские интеллигенты. А вот Глеб папирос не любил, да и курил он немного – только тогда, когда не работал.
Сейчас он мог себе это позволить.
Когда секундная стрелка сделала пять кругов, послышался стук в дверь. Три приглушенных удара, затем более громкий и опять два приглушенных. Глеб подошел к двери, и сверкающие стальные ригели сдвинулись. Дверь бесшумно отворилась.
В проеме стоял коренастый мужчина в сером твидовом пиджаке и голубой рубашке. Галстук был в тон пиджака. На широком лице, обрамленном седыми волосами, выделялись массивные очки в темной оправе.
Гость улыбнулся.
– Проходи, – сказал Глеб, протягивая для рукопожатия ладонь.
Мужчины уже в комнате внимательно посмотрели друг на друга.
– Я вижу, ты хорошо отдохнул, загорел, – сказал вошедший.
– Как тебе сказать… отдыхать – не работать, – пробормотал Глеб и улыбнулся.
А вот мужчина в ответ не улыбнулся.
Глеб обратил внимание, что лицо гостя сосредоточено, а за стеклами очков взгляд куда-то все время убегает, словно выскальзывает. И Глеб, как ни старался поймать взгляд гостя, это ему не удалось.
– Проходи, проходи, присаживайся. Кофе? Сигареты? Извини, у меня здесь не убрано, пыльно.
– Может, тебе нанять домработницу?
– Если только из штатных сотрудников и с длинными ногами.
– Неужели тебя все еще интересуют женщины? – спросил гость, усаживаясь на диван.
– По-моему, они интересуют всех мужчин, начиная с пятилетних детей и кончая пятисотлетними стариками.
Гость захохотал, показывая крепкие белые зубы. Но его взгляд остался неподвижным. Смеялись только губы, а вот в глазах была настороженность, холодность и какая-то отчужденность.
– Чем ты так озабочен? – спросил Глеб, подвигая к гостю блюдечко и чашечку с горячим кофе.
– Есть дела, Глеб.
– Ясно, что есть, иначе ты не появился бы у меня.
– Действительно, ты догадлив. Только не надо употреблять твою любимую фразу: «Это же элементарно, Ватсон», – пошутил гость.
– Это действительно элементарно, – улыбнулся Глеб, но тут же посерьезнел.
– Если ты меня ищешь – значит, я тебе нужен. А если я тебе нужен, значит, есть какая-то срочная работа. А если есть срочная работа…
– Правильно, Глеб, если есть работа, то ее надо быстро сделать.
– Ну что ж, говори, – сказал Глеб.
Мужчина взял чашечку, сделал маленький глоток.
– Хороший кофе.
– Да, настоящий, с кофеином.
– Хороший кофе, очень хороший, – смакуя, сказал мужчина, и на его лице появилась блаженная улыбка, словно он смог расслабиться впервые за много дней напряженной работы.
Поставив чашечку на стол, мужчина положил руки с короткими пальцами на колени и запрокинул голову. Он прикрыл глаза, снял очки, извлек из кармана пиджака безукоризненно чистый носовой платок и стал протирать стекла.
– Ну, говори, говори же, я жду.
Глеб неторопливо раскурил сигарету и почему-то подумал, что сейчас услышит что-то не очень приятное.
– Ты знаешь, что случилось, пока тебя не было? – водрузив очки на широкое лицо и откинув седую прядь, спросил гость.
– Думаю, что за полтора месяца многое могло произойти. И, скорее всего, произошло.
– Да, у нас поменялось начальство.
– И кто же стал твоим непосредственным шефом?
– Ты его знаешь. Это человек президента, – прозвучала фамилия.
– По-моему, толковый мужик, – сказал Глеб.
– Я пока присматриваюсь.
– Обо мне он, конечно, не знает.