– И ты послушался?
– Да, я послушался. А что мне оставалось делать?
– Оружие есть? – глядя в глаза трясущемуся парню, спросил Глеб.
– Нет, нету у меня никакого оружия…
– А документы?
– Документы есть… Вот права.
– Чья машина?
– Машина – моего отца.
– Ах, отца? Ну-ну, давай документы, посмотрим. Юноша протянул документы.
Глеб спрятал их в карман своей вельветовой куртки, затем вытащил ключ из замка зажигания.
– Так вот, чтобы никогда больше не садился за руль папиной машины.
– Никогда! Никогда! Простите… Отдайте документы… Отдайте.
– Документы заберешь в ГАИ.
– Нет! Нет! Отдайте!
– Замолчи, – сказал Глеб, забираясь в кабину «жигулей».
Мотор завелся моментально и, сдав немного назад, Глеб резко развернулся в узком переулке, и вскоре габаритные огни серых «жигулей» растворились в ночи.
«Ну и подонки, – подумал Глеб и посмотрел на „ТТ“, лежащий на сиденье его „жигулей“. – И зачем он мне нужен? Ну, хоть на трех болванов станет на улице меньше. А еще, они никого не пристрелят из этого пистолета».
Притормозив, Глеб вытащил обойму. Она была полная.
«Ну что ж, неплохо».
Глеб спрятал пистолет в свою спортивную сумку, стоящую на заднем сиденье, и просмотрел документы парня.
«Ничего страшного не произошло, у меня ни одной царапины. А им будет наука».
Увидев газетный киоск, Глеб подошел к нему.
– Послушайте, вот я нашел документы. Может быть, кто-нибудь о них спросит? А лучше передайте какому-нибудь милиционеру.
Киоскерша изумленно взглянула на высокого сутуловатого мужчину.
– Да-да, конечно, передам. А где вы их нашли?
– да вот, возле вашего киоска. Дайте мне «Известия» и «Совершенно секретно». А еще дайте мне «Тайме».
Киоскерша взяла деньги, Глеб взял свои газеты и не стал дожидаться, пока седая женщина в очках с толстыми стеклами отсчитает ему сдачу. Он сел в машину и уехал.
«Прежде чем поехать к Ирине, надо обязательно купить цветы», – подумал он и счастливо улыбнулся.
В его воображении возникло лицо Ирины Быстрицкой. Они были знакомы уже более года. Ирина ему нравилась. Она никогда не задавала лишних вопросов, не приставала к Глебу с замечаниями. И он относился к ней очень тепло. И возможно, если бы не его работа, лучше жены, чем Ирина, ему не найти – умна, образованна, красива.
«Да-да, красива. Правда, она красива не славянской красотой, а какой-то восточной. У нее темные глаза, черные как смоль волосы, гладкая кожа, немного асимметричное лицо. Да, она красива».
После встречи с Глебом Сиверовым полковник Соловьев отправился домой. Он жил в Центре, в доме у Патриарших прудов. Жена и дети в это время были за городом, на даче. Соловьев быстро прошел в квартиру, снял пиджак и бросил его в прихожей. Под левой рукой была кожаная кобура с пистолетом. Соловьев снял револьвер и с удовольствием потянулся. Затем взглянул на часы.
– О, Господи, времени-то у меня почти нет! – сказал он себе и, спрятав револьвер в сейф, направился в ванную.
Он минут пятнадцать стоял под упругими струями холодной воды, смывая дневную усталость, приводя свои мысли в порядок.
Наконец он вышел из-под душа, растерся большим махровым полотенцем и принялся бриться, хотя лицо и было выбрито. Но встреча требовала глянца, и Соловьев решил: если уж надо, то надо. Он тщательно выбрился, побрызгался дорогой туалетной водой, причесался и немного близорукими глазами посмотрел на свое отражение в забрызганном каплями воды зеркале.
«А я еще ничего… Мужчина – хоть куда».
Он поднял руки и напряг бицепсы. Под кожей вздулись твердые комки мускулов.
«Да, я еще ничего. Но действительно, нужно сбросить лишний вес. Тут Глеб прав. Вот дьявол! И глаз же у него! Заметил, да еще так точно определил. Я бы никогда не смог. Тем не менее, Глебу не позавидуешь. Работа у него собачья. А у меня? – задал себе вопрос Сергей Соловьев. – У меня что, хорошая? Такая же собачья работа. Кого-то искать, выслеживать… кого-то устранять. Но другого-то я и делать не умею. Всю жизнь только этим и занимался. Сразу же после армии попал в спецназ, а из него в КГБ. А затем началось медленное продвижение вверх по служебной лестнице».
– Очень медленное, – сказал сам себе Соловьев и похлопал ладонью по щекам.
Затем надел очки и так, совершенно голый, вышел в гостиную. Из гостиной он прошел в спальню. Теперь ему предстояло облачиться в парадный костюм. Он вытащил изысканный серый костюм, строгий и торжественный. Надел безукоризненно отутюженную рубаху с накрахмаленным воротом, повязал галстук. Одежда сидела на нем как влитая. Она была куплена в самом дорогом московском магазине.
– Да, выгляжу я хорошо. Респектабельно.
Затем Соловьев вернулся в кабинет. Открыв сейф, он взял из него деньги, сунул их во внутренний карман пиджака. Посмотрел на пистолет.
«Вот его-то на этот раз я с собой брать не буду».
Затем переложил документы из твидового пиджака в свои парадный.
«Вот так, пожалуй, можно и ехать. Смокинг мне не нужен, я и в костюме выгляжу вполне представительно».
Его седеющие волосы были аккуратно причесаны, лицо сияло доброжелательностью и весельем. Но, конечно же, и доброжелательность, и веселье были напускными. Это была одна из масок, которую так любил примерять и носить полковник Соловьев.
Ему было ровно сорок. Он, конечно же, многого достиг. Но ему все равно казалось, что этого мало.
Он подошел к телефону и позвонил на дачу. Трубку сняла двенадцатилетняя дочь.
– Юля, здравствуй, это папа.
– Здравствуй, папочка! – послышалось в ответ.